Система суда отвечала гаагским постановлениям о сухопутной войне. Последние требовали, чтобы в гражданских делах к населению применялись местные законы. В виду этого прежде всего надо было установить, какие законы вообще существуют. При запутанности, господствовавшей до войны в русской юриспруденции, это было не легко. После того, как законы были найдены, их надо было перевести на немецкий язык, чтобы германские судьи могли выносить по ним приговоры. Я думаю, что никакой другой народ, кроме германского, не устраивал таких церемоний в занятой во время войны области. Но неприятельская пропаганда настолько сумела прославить нас на весь мир варварами (гуннами), что мы не могли уклониться от этой процедуры. Сенатор Кратценберг действовал с удивительным спокойствием и ясностью. Германские судьи с такой же объективностью и с таким же благоговением судили по чужим законам в бедном вшивом литовском городишке, как в Берлине по собственным законам. Кто сравнится с нами?
Следующее благодеяние, которое мы оказали населению, состояло в установлении правильной линии в школьном деле. Проект был составлен майором Альтманом, бывшим докладчиком прусского министерства исповеданий. Он исходил из широкой точки зрения и не стеснял ни одно вероисповедание и ни одну народность. Здесь, как и во всем прочем исключалось все, что походило бы на политику булавочных уколов. Для школ не хватало учителей. Нас выручили ландштурмисты – бывшие учителя. Они говорили с детьми, добровольно посещавшими школы, только по-немецки, что нам впоследствии вменилось в вину. Но, к сожалению, учителя не знали никаких других языков. Учительским составом, говорившим по-литовски и по-польски, мы располагали лишь в весьма ограниченном количестве. Вопросу учебников тоже было уделено внимание. Насколько учебные пособия могут раздувать национальные чувства, показали мне различные польские хрестоматии. Данциг, Гнезен, Познань, Вильна оказывались по ним польскими городами. Этот факт произвел на меня такое же глубокое впечатление, как последовательность, с которой Франция подобным же способом воспитывала свою молодежь на идее реванша. Таким путем поляки и французы будили в себе сильное национальное чувство, которое теперь им послужило на пользу. Мы не вели подобной школьной политики и страдали от того, что наша молодежь была недостаточно проникнута сильным национальным мышлением. Национальное чувство необходимо, если страна хочет преодолеть такие кризисы, какие мы переживали с 1914 г. и в особенности теперь. Эти взгляды отбрасываются всеми теми, которые на первое место выдвигают общечеловеческие идеалы. С их точки зрения это понятно. Но сила событий будет говорить против них до тех пор, пока все государства не станут на их точку зрения. Теперь мы горько нуждаемся в сильном национальном чувстве.